Роберт Хасс. Мера
Возвращения.
Медный свет снова медлит
в мелколистной
японской сливе. Лето,
закат, умиротворение
письменного стола,
и привычный покой
в процессе письма, это всё
образует порядок,
в который я прихожу,
лишь ослабив вниманье.
Гало синего пика в последнем
луче, я почти
вижу проблеск того,
для чего был рождён,
не в солнце, не в сливе,
но в пульсации
данной строки.
(с английского)
MEASURE
By Robert Hass
Recurrences.
Coppery light hesitates
again in the small-leaved
Japanese plum. Summer
and sunset, the peace
of the writing desk
and the habitual peace
of writing, these things
form an order I only
belong to in the idleness
of attention. Last light
rims the blue mountain
and I almost glimpse
what I was born to,
not so much in the sunlight
or the plum tree
as in the pulse
that forms these lines.
Медный свет снова медлит
в мелколистной
японской сливе. Лето,
закат, умиротворение
письменного стола,
и привычный покой
в процессе письма, это всё
образует порядок,
в который я прихожу,
лишь ослабив вниманье.
Гало синего пика в последнем
луче, я почти
вижу проблеск того,
для чего был рождён,
не в солнце, не в сливе,
но в пульсации
данной строки.
(с английского)
MEASURE
By Robert Hass
Recurrences.
Coppery light hesitates
again in the small-leaved
Japanese plum. Summer
and sunset, the peace
of the writing desk
and the habitual peace
of writing, these things
form an order I only
belong to in the idleness
of attention. Last light
rims the blue mountain
and I almost glimpse
what I was born to,
not so much in the sunlight
or the plum tree
as in the pulse
that forms these lines.
Метки: