Расул Гамзатов - Старым друзьям
Из аварской поэзии:
Расул Гамзатов
Старым друзьям
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Коль бедная кляча свой срок отживет,
Хозяин ослабит подпругу.
Да, что говорить,
Дикий лебедь — и тот
В беде не оставит подругу.
Он вскормит птенцов желторотых своих,
Научит летать их высоко…
Об этом расскажут вам лучше, чем стих,
Прибрежный камыш и осока.
А вы, потерявшие разум и стыд,
Покинули дом без волненья.
Как камень надгробный, очаг ваш остыл —
А как в нем трещали поленья!
Но разве состарили женщин родных
Не ваши грехи и ошибки,
Которые честно они на двоих
Делили с покорной улыбкой?
И эти-то руки, что вас уберечь
Могли от любого дурмана,
Сегодня небрежно вы сбросили с плеч,
Как сор с пиджаков иностранных.
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Когда вы в атаку по тонкому льду
Бежали, звеня орденами,
И в смертном бреду,
И в кровавом поту
Не их ли клялись именами?
А где-то в тылу на работе мужской
Они без упреков и жалоб
От доли лихой, от могилы сырой
Хранили ребят ваших малых.
Когда же стихи тяжких лет фронтовых
Вам добрую славу снискали,
Вы вдруг позабыли тех женщин седых,
Что в юности вас вдохновляли.
Опасен успех, как лавина в горах,
Заманчивы юные лица…
Они отражаются в ваших глазах,
Мелькают на ваших страницах.
И вот уже снежный предательский ком
Несется по склону с разбега,
Сметая и память, и совесть, и дом —
Лишь стекла торчат из-под снега.
Разбился навек драгоценный сосуд,
Лет сорок не знавший угрозы.
И только по темным морщинам текут
Скупые холодные слезы…
Пусть муза устала и стала больной,
Но вспомните — в простеньком ситце
Она прибегала полночной порой,
Бесшумно листая страницы.
То ярко сияла, как будто звезда.
То робко, как свечка, светила.
В чернильницах ваших при ней никогда
Не пересыхали чернила.
А новая вихрем джинсовым влетит,
Наделает шума и гама.
Неоновым светом стихи озарит,
Слепящим, как эпиталама.
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Вы губы кривите и морщите лбы —
Мол, в дело чужое не суйся.
Мол, это не прихоть,
А выбор судьбы,
Что чувства, как карты, тасует.
Мол, вещи и деньги, квартиру и сад
Мы бывшим оставили честно…
А кто и насколько во всем виноват
Теперь разбирать неуместно.
…Ах, как вы гордитесь своей прямотой,
Своим благородством упрямым.
Спешите в театр с красивой женой,
Как будто с ходячей рекламой.
Но те, кого вы не водили туда,
Вас не осуждают, ей-богу.
Хоть вы и сбежали трусливо, когда
Зима подступила к порогу.
Живут себе тихо, а не напоказ,
Предчувствием тягостным мучась:
А что, коль нежданно-негаданно вас
Постигнет такая же участь?
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
А, впрочем, приятели, Бог вам судья —
Утешьтесь последней любовью!
Но если бы смерть подступила моя
И встала бы у изголовья,
Как вешенский тот знаменитый казак,
Великий мудрец и писатель,
Я смерти бы на ухо тихо сказал:
— А ну, отойди от кровати…
Позволь напоследок увидеть жену,
Мне данную раз и навеки.
К горячей ладони губами прильнуть,
Вздохнуть…
И закрыть свои веки.
Перевод с аварского
Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Расул Гамзатов
Старым друзьям
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Коль бедная кляча свой срок отживет,
Хозяин ослабит подпругу.
Да, что говорить,
Дикий лебедь — и тот
В беде не оставит подругу.
Он вскормит птенцов желторотых своих,
Научит летать их высоко…
Об этом расскажут вам лучше, чем стих,
Прибрежный камыш и осока.
А вы, потерявшие разум и стыд,
Покинули дом без волненья.
Как камень надгробный, очаг ваш остыл —
А как в нем трещали поленья!
Но разве состарили женщин родных
Не ваши грехи и ошибки,
Которые честно они на двоих
Делили с покорной улыбкой?
И эти-то руки, что вас уберечь
Могли от любого дурмана,
Сегодня небрежно вы сбросили с плеч,
Как сор с пиджаков иностранных.
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Когда вы в атаку по тонкому льду
Бежали, звеня орденами,
И в смертном бреду,
И в кровавом поту
Не их ли клялись именами?
А где-то в тылу на работе мужской
Они без упреков и жалоб
От доли лихой, от могилы сырой
Хранили ребят ваших малых.
Когда же стихи тяжких лет фронтовых
Вам добрую славу снискали,
Вы вдруг позабыли тех женщин седых,
Что в юности вас вдохновляли.
Опасен успех, как лавина в горах,
Заманчивы юные лица…
Они отражаются в ваших глазах,
Мелькают на ваших страницах.
И вот уже снежный предательский ком
Несется по склону с разбега,
Сметая и память, и совесть, и дом —
Лишь стекла торчат из-под снега.
Разбился навек драгоценный сосуд,
Лет сорок не знавший угрозы.
И только по темным морщинам текут
Скупые холодные слезы…
Пусть муза устала и стала больной,
Но вспомните — в простеньком ситце
Она прибегала полночной порой,
Бесшумно листая страницы.
То ярко сияла, как будто звезда.
То робко, как свечка, светила.
В чернильницах ваших при ней никогда
Не пересыхали чернила.
А новая вихрем джинсовым влетит,
Наделает шума и гама.
Неоновым светом стихи озарит,
Слепящим, как эпиталама.
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
Вы губы кривите и морщите лбы —
Мол, в дело чужое не суйся.
Мол, это не прихоть,
А выбор судьбы,
Что чувства, как карты, тасует.
Мол, вещи и деньги, квартиру и сад
Мы бывшим оставили честно…
А кто и насколько во всем виноват
Теперь разбирать неуместно.
…Ах, как вы гордитесь своей прямотой,
Своим благородством упрямым.
Спешите в театр с красивой женой,
Как будто с ходячей рекламой.
Но те, кого вы не водили туда,
Вас не осуждают, ей-богу.
Хоть вы и сбежали трусливо, когда
Зима подступила к порогу.
Живут себе тихо, а не напоказ,
Предчувствием тягостным мучась:
А что, коль нежданно-негаданно вас
Постигнет такая же участь?
Друзья мои старые, я не хочу
Поверить в безумие ваше…
Ведь, если и я, оробев, промолчу,
Никто больше правды не скажет.
А, впрочем, приятели, Бог вам судья —
Утешьтесь последней любовью!
Но если бы смерть подступила моя
И встала бы у изголовья,
Как вешенский тот знаменитый казак,
Великий мудрец и писатель,
Я смерти бы на ухо тихо сказал:
— А ну, отойди от кровати…
Позволь напоследок увидеть жену,
Мне данную раз и навеки.
К горячей ладони губами прильнуть,
Вздохнуть…
И закрыть свои веки.
Перевод с аварского
Марины АХМЕДОВОЙ-КОЛЮБАКИНОЙ
Метки: