Ц. Норвид. В альбом на память

Не только жёны, съевши мандрагоры,
блуждали буйно на границе ада,
не только Данте с трезвым Пифагором,
и я там был - хоть позабыть бы надо.

И в доказательство тома историй
строчить не буду, Я устал немного
от мыслей. Поскачу-ка в санаторий.
Про ад не говорят перед дорогой.

И буду вдаль без устали глядеть я,
вперед несясь с безумною усмешкой,
чтоб, как грибы, сшибать с пути столетья.
Эпохи, люди – все чтоб вперемешку!

Быть тут и там, сжимая время туго,
как выше (ниже) я пишу сегодня,
но только бы не бегать мне по кругу,
не вспоминать бы только преисподню!

Ты спросишь: - Что, ужасна область эта?
Там наших близких в муках бродят тени?
- Там близких нет, там и людей-то нету:
сердца там подвергают изученью.

Там нету чувств, там только их пружины -
сцепились по взаимному расчету.
Как бы нутро заржавленной машины,
любой ценой запущенной в работу.

Там не к чему стремиться, все - рутина,
а день и ночь – краев не этих гости.
Лишь бьют часы размеренно и чинно -
так забивают в пол тупые гвозди

Но не удастся сосчитать удары.
Хоть рок во всё свои вонзает шпоры,
но слились без просвета - новый, старый,
и не понять, пробило час который.

И с вечностью там каждый в битве лютой,
но каждого терзают там сомненья:
на самом деле, год он иль минута?
И хоть бежит, но всё без измененья.

И пульс иронии всегда стучит в их жилах,
и понимают с ясностью конечной.
что ни один догнать себя не в силах,
и не пробьет себя, трезвоня вечно.

И вновь без смысла движутся пружины -
как бы трагедия без слов и без актера,
как музыка, что, полная кручины,
пока томится в ожиданье хора.

И судорга тебе сведет утробу,
как пассажиру вдруг - болезнь морская.
Но это – ярость самой высшей пробы.
Откуда эта ярость, я не знаю.

А впрочем, когда взвесят, как безменом,
попробуй не взбеситься от досады,
ведь заголят твою бесстыдно цену.
Ты видишь, кто ты ... спрашивать не надо!

Ты примерял одно, другое имя?
Иль звался тем, что получил от дедов?
А сколько мыслей разделил с другими?
Привычек, мод, фасонов, трафаретов?

Теперь горишь ты щепкою сосновой,
летают клочья средь огня и пыла.
Свободным станешь от всего чужого?
Или сгорит всё, что твоим лишь было?

И в пепел превратишься ты, и сразу
развеет ветер, не оставив следа?
Иль в пепле заблестит звезда алмаза,
сверкнет зарей предвечная победа?!

Но я устал от этих всех историй,
И мысль о них меня томит немного.
Нет, лучше я поеду в санаторий.
Про ад не говорят перед дорогой.

В попутчиках болван какой-то хмурый
пускай трусит, не вымолвив ни слова,
ни музыки и ни архитектуры
не ведая, и ничего другого.

Пусть в два конца дорога эта длится -
веков и стран, Меня не приневолишь
себе в пространстве проводить границу.
И небеса – околица всего лишь!

С польского

оригинал http://www.poema.art.pl/site/itm_133951_w_pamietniku.html