Ариэль. Из Сильвии Плат

Ариэль*

Безмолвие во тьме,
Затем — бессущностная синь
На горы и долины излилась.

Господня львица,*?
В единое с тобой срослись мы
Сочлененье коленей и копыт! -? Дробится,

Исчезает колея,? сестра
Мухортой** арки
Шеи, какую не дано мне обхватить.

Цветов? глаз негра
Ягоды забрасывают тайные крючки -
Комочки, наполняющие рот

Своею чёрной сладкой кровью,
Отбрасывают тени.?
Неведомое что-то

Меня сквозь воздух тащит----
Волосы, и бёдра;
И пыль из-под моих копыт.

Годива***
Целомудренная, я не обнажилась ----
Мертвы ладони, подлинность мертва,

И ныне я?
Пшеницы кипень, яркий блеск морей.?
Ребячий крик

Слабеет за стеною.
А я,
А я — стрела,

Дождинка, что летит
Самоубийственно, торопко?
В? отверзтый красный глаз,

Кальдеру утра.


27 октября 1962

* Ариэль - кличка одной из любимых лошадей Сильвии Плат, о чем написала ее дочь Фрида в предисловии к изданию сборника стихов поэтессы под общим заглавием ?Ариэль?. То же имя носит персонаж шекспировской ?Бури? - дух воздуха, которого злая колдунья много лет продержала в заточении в расщепленном стволе дерева, пока его не освободил добрый маг Просперо. Кроме того, Ариэлем, или Ариилом (с иврита — лев/львица Господа;в тексте стихотворения - God's lioness, Господня Львица) в библейской книге пророка Исайи именуется Иерусалим (Ис. 29:1,2). Лев — герб этого города и символ еврейского колена Иуды. Сильвия Плат, не раз говорившая о своих предполагаемых еврейских корнях, интересовалась иудаизмом, историей еврейского народа, с сочувствием писала о Холокосте в своих стихах.

** В оригинале 'brown' - коричневый, гнедой, мухортый.

*** Годива? (?980—1067)?—?англо-саксонская?графиня, жена?эрла?(графа)?Мерсии. Она, по легенде, обнажённой проехала верхом на лошади по улицам города?Ковентри ради того, чтобы граф, её муж, снизил налоги, оказавшиеся непосильными для подданных.

*****************************

Sylvia Plath - Ariel

Stasis in darkness.
Then the substanceless blue
Pour of tor and distances.

God's lioness,
How one we grow,
Pivot of heels and knees! -- The furrow

Splits and passes, sister to
The brown arc
Of the neck I cannot catch,

Nigger-eye
Berries cast dark
Hooks ----

Black sweet blood mouthfuls,
Shadows.
Something else

Hauls me through air ----
Thighs, hair;
Flakes from my heels.

White
Godiva, I unpeel ----
Dead hands, dead stringencies.

And now I
Foam to wheat, a glitter of seas.
The child's cry

Melts in the wall.
And I
Am the arrow,

The dew that flies,
Suicidal, at one with the drive
Into the red

Eye, the cauldron of morning.

27 October 1962