Есенин, Все живое особой метой... English
Личная оценка: 5\5
Living beings are always scored with
A particular sign in youth.
If I hadn’t become a poet,
I’d have likely been a thief and a crook.
Used to be undersized and lean, and
Yet an ace beside other guys,
With a bleeding nose, in the evening
I would come back home oftentimes.
And confronted by frightened mother,
I would mutter through bleeding teeth:
It’s OK, I stumbled over a rubble,
It will take it a night to heal.
Likewise, now that hot-tempered binding
Of those days has been long since cold,
The same restless and insolent drive is
Being spilt out upon my poems.
Here it is, golden verbal storage,
And above every line, again,
Former blustering, madcap courage
Is expressing itself on end.
Like in those days, I’m bold and proud,
But each step mine spits out last word…
And if then I was hit in the snout,
Now, my soul is in blood all o’er.
And today, I’m not saying to mother,
But to laughing and alien heels:
It’s OK, I stumbled over a rubble,
It will take it a night to heal.
***
Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
?Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт?.
И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.
Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.
Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг...
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.
И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
?Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт?.
1922
Living beings are always scored with
A particular sign in youth.
If I hadn’t become a poet,
I’d have likely been a thief and a crook.
Used to be undersized and lean, and
Yet an ace beside other guys,
With a bleeding nose, in the evening
I would come back home oftentimes.
And confronted by frightened mother,
I would mutter through bleeding teeth:
It’s OK, I stumbled over a rubble,
It will take it a night to heal.
Likewise, now that hot-tempered binding
Of those days has been long since cold,
The same restless and insolent drive is
Being spilt out upon my poems.
Here it is, golden verbal storage,
And above every line, again,
Former blustering, madcap courage
Is expressing itself on end.
Like in those days, I’m bold and proud,
But each step mine spits out last word…
And if then I was hit in the snout,
Now, my soul is in blood all o’er.
And today, I’m not saying to mother,
But to laughing and alien heels:
It’s OK, I stumbled over a rubble,
It will take it a night to heal.
***
Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
?Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт?.
И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.
Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.
Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг...
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.
И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
?Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт?.
1922
Метки:
