Матушка Лондон, 1941

Она и город каменный, и боль,
наполовину. Голова ее,
с которой обсыпается известка,
как с кости плоть, на шее из камней
болтается; без век глаза -
пустые окна с выбитым стеклом,
и звездами-зрачками, что с орбит
соскакивают, будто голова
их притяженьем удержать не может.

Дым промозглый
сочится сквозь зазубренную рваность
стеклянных крыш, и отражаясь в стеклах,
как чокнутые, мечутся огни.

А так все тихо, если не считать
осколков пляшущих
и дыма, что сочится.

А груди ее – груды кирпичей
поломанных. Как малое дитя,
цепляется за них, ища защиты,
плющ черный под обрывками обоев,
потраченных огнем, сплошь обгорелых,
где лилии и листья лишь мелькают,
как привиденья.

Жухлая трава –
то волосы ее на хладной коже.
Увядшая трава ее кварталов
качается на брови штукатурки
Под ветром проносящимся вдоль улиц:

охвачен мир внезапно страхом, светом
пожарищ, и Она стоит, как башня,
застряли камни в ее горле, ребра
проржавленным кольцом обняли сердце.
О, воплощенье ран сухих, ран зимних!
О, матерь ран! Она – не только город.
Град каменный и боль – наполовину.

(Мервин Пик, из книги “Формы и звуки”, 1941 )

(Перевод, май 2004)

Оригинальный текст:

London, 1941
Mervyn Peake

Half masonry, half pain; her head
From which the plaster breaks away
Like flesh from the rough bone, is turned
Upon a neck of stones; her eyes
Are lidless windows of smashed glass,
Each star-shaped pupil
Giving upon a vault so vast
How can the head contain it?
The raw smoke
Is inter-wreathing through the jaggedness
Of her sky-broken panes, and mirrored
Fires dance like madmen on the splinters.
All else is stillness save the dancing splinters
And the slow inter-wreathing of the smoke.
Her breasts are crumbling brick where the black ivy
Had clung like a fantastic child of succour
And now hangs draggled with long peels of paper
Repeating still their ghosted leaf and lily.
Grass for her cold skin’s hair, the grass of cities
Wilted and swaying on her plaster brow
From winds that stream along the streets of cities:
Across a world of sudden fear and firelight
She towers erect, the great stones at her throat,
Her rusted ribs like railings round her heart;
A figure of dry wounds — of winter wounds —
O mother of wounds; half masonry, half pain