Фрэнсис Вебб. Гарри
Фрэнсис Вебб
ГАРРИ
Сегодня неплохо бы сесть написать письмо.
Между столом и святым табуретом
Рубаха в полоску и на груди клеймо.
Бумагу он, видимо, свистнул где-то,
А заржавленное перо
И чернила – уж это добро
Можно и выклянчить. Он подмахнет свое имя,
Старый фигляр. Его жертвы? Он помирился с ними.
В старательных пальцах чуть повредившегося умом
Все поднебесье с его анекдотами поездными,
Пьяными бабами, разным словесным дерьмом.
Из слов составлять слова,
Пока не закружится голова,
Так что вердикта не удержать в руках.
В мире здравого смысла мы потерпели крах,
Добычу жизни нежа в руках холеных.
Жена, риторика, мать, боксерской перчатки взмах.
Забота деревьев о чахлых ростках зеленых.
Какие-то горькие мелочи мы крадем
И форму реальности им даем.
Пять пальцев всегда воплотители наших дум.
Aeterno, как говорят, ordinatа sum.
Он пишет женщине, бедный, кому не дано жениться.
Сто тысяч шерифов свой труд отдадут и умом
Усеченному Богу и матери узколицей.
Грядет сезонный отстрел,
Подшерсток осени поредел
Над шаром земли, где Бог – отрицание нормы.
Мысли у алтаря будет придана форма,
И Троя сотней метафор осаждена.
Солнце греет траву, предназначенную для корма,
Нервным тиком подернулась тишина.
Фантазер, имбецил
Колени свои преклонил
Перед бумагой с неизреченным словом.
В мире разумных сроду он не был свой,
И, словно в ружейное дуло, смотрели дети
В его монголоидный рот, набитый жратвой.
Но в инфантильном свете
Его заторможенных дум мы с тобой стоим,
Преображенные им,
Пока он любовно слюнявит конверт с письмом,
Который дойдет в не имеющий адреса дом.
(С английского)
ГАРРИ
Сегодня неплохо бы сесть написать письмо.
Между столом и святым табуретом
Рубаха в полоску и на груди клеймо.
Бумагу он, видимо, свистнул где-то,
А заржавленное перо
И чернила – уж это добро
Можно и выклянчить. Он подмахнет свое имя,
Старый фигляр. Его жертвы? Он помирился с ними.
В старательных пальцах чуть повредившегося умом
Все поднебесье с его анекдотами поездными,
Пьяными бабами, разным словесным дерьмом.
Из слов составлять слова,
Пока не закружится голова,
Так что вердикта не удержать в руках.
В мире здравого смысла мы потерпели крах,
Добычу жизни нежа в руках холеных.
Жена, риторика, мать, боксерской перчатки взмах.
Забота деревьев о чахлых ростках зеленых.
Какие-то горькие мелочи мы крадем
И форму реальности им даем.
Пять пальцев всегда воплотители наших дум.
Aeterno, как говорят, ordinatа sum.
Он пишет женщине, бедный, кому не дано жениться.
Сто тысяч шерифов свой труд отдадут и умом
Усеченному Богу и матери узколицей.
Грядет сезонный отстрел,
Подшерсток осени поредел
Над шаром земли, где Бог – отрицание нормы.
Мысли у алтаря будет придана форма,
И Троя сотней метафор осаждена.
Солнце греет траву, предназначенную для корма,
Нервным тиком подернулась тишина.
Фантазер, имбецил
Колени свои преклонил
Перед бумагой с неизреченным словом.
В мире разумных сроду он не был свой,
И, словно в ружейное дуло, смотрели дети
В его монголоидный рот, набитый жратвой.
Но в инфантильном свете
Его заторможенных дум мы с тобой стоим,
Преображенные им,
Пока он любовно слюнявит конверт с письмом,
Который дойдет в не имеющий адреса дом.
(С английского)
Метки: