Стихи сербских поэтов-1

Божидар Ковачевич (1902-1990) Моё происхождение
(С сербского)

1
Из какого я рода ? Нет, я - не из знати,
хотя родня и предки воевали
и много тех, что в долгих битвах пали,
но их имён не отыскать в печати

ни в списках, что предъявлены к оплате.
Они веками камни корчевали,
пахали землю и гайдуковали.
Как видишь сам, я вовсе не из знати.

Но, если нас проведать доведётся,
спроси на улице любого хлопца,
где на селе Ковачевич живёт.

Смелей входи в убогую квартиру -
предложат хлеба и отрежут сыру,
едва успеешь утереть дорожный пот.

2.
Из какого я рода ? Живём не убого.
Не знать, но у каждого пашется нива,
и луг зацветает весною красиво.
И сеем, и косим. Живём понемногу.

Порой только с неба и видим подмогу.
Не хлебом, а крепкою верою живы,
и бьёмся с врагами, заслышав тревогу.
(Когда не сопьёмся, глядим горделиво).

Полюбим, поженимся - тем и счастливы,
покуда судьба не подгонит к итогу.
Монах Теодосий схоронит ретиво.

(Он верит в Святую Россию и в Бога,
а к прочему строг, и всегда справедливо).
Вот так и живём на земле понемногу.


Александр Лукич В Юлийской Краине
(С сербского).

В водовороте через каменные плиты
форель проносит изворотливые тушки.
В любой чешуйке - перевёрнутое солнце
бросает светоносные кинжалы в глаза двоим поэтам.
Погожий вешний день.
Всё сказано как будто, хотя к нам отовсюду
бегут с вопросами незрелые щенки.
Как потеплело, на черешнях набухли почки,
а в воздухе кружатся духи-греховоды,
и мнится: с Понта к нам спешит посылка,
и раздаётся звон червонцев из кожаной сумы.

Примечание.
Александр Лукич - брат Мирослава Лукича, сербский прозаик и поэт, общественный деятель. Родился в 1957 г.


Александр Лукич Римская история.
(С сербского).

Немало древних римских городов лежат
засыпанными под землёй. Сейчас видны с Дуная
тяжёлые опоры старинного моста. Они издалека похожи
на чёрных птиц, что ненадолго прилетели к воде напиться.

Тут был крестьянин, чьи плантажные посадки из персиков и вишен
всё время усыхали, как он ни рьяно возле саженцев трудился.
Так осенью, когда листва была красней свернувшейся крови,
уже готовая опасть долой с ветвей -
он, осердясь на бесполезную работу, решил не ждать напрасно,
когда все деревца засохнут сами, и стал их корчевать. Он вздумал
вспахать там борозду, чтоб разгадать причину неуспеха с их посадкой.

Его усадьба близ Младеновца лежала -
размером в два гектара земельный треугольник
на плавном склоне, ограждённый по бокам
стальной колючкой, прицепленной к стволам акаций.

Плуги прорезали в земле недлинную полоску,
она сперва за трактором бежала, но недолго,
покуда не попался камень, и трактор, будто конь,
стал на дыбы, задравши задние колёса.

Могла трагедия случиться, но пахарь,
намеренный раскрыть секрет своей садовой неудачи,
был хладнокровен и машину обуздал.
Он сбавил газ - она смирилась.

Как только страх прошёл, он тут же поднял плуг,
дал задний ход и через несколько шагов остановил машину.

Потом крестьянин, взявши заступ и лопату решил копать
на месте, где запнулся плуг.
Он, день за днём трудясь, нашёл остатки зданий.
В каком-то месте, немного погодя, один нестойкий камень
вдруг сдвинулся и провалился в землю. Крестьянин вслед
послал туда за ним другие камни, пока не появилась
там чёрная дыра. Он докопался до тоннеля.
Открытие ему придало смелость пойти к властям и объявить о подземелье.

С собой он взял железные вещицы, иголки, фибулы,
горсть медных и серебряных монет, цепочки, перстни
и камни из перстней, кинжалы, кое-что и поценней.
Но из чиновников никто его не слушал.
Не вникли знатоки, ни археолог, ни историк.
Они лишь бегло посмотрели на неказистые и ржавые предметы.
Им не был интересен фермер с рассказами о том,
чем все они немало занимались прежде.

Мы этой римскою историей уж сыты, сказал один чиновник.
В земле немало прозябает в темноте таких безвестных городов.
"Сажай деревья !" - дал совет, прощаясь, археолог.

Крестьянин сам рискнул войти в туннель.
Сын не осмелился и отговаривал отца,
прождал не день - не два, когда отец вернётся. Потом полиция вмешалась.
Пришли со специальным снаряженььем и поднялись спустя немногие часы.
Сказали, что внизу сложнейший лабиринт,
куда забраться не решились, а бедолагу не нашли.

Из государственной конторы наследнику прислали указанье
вход в тот туннель засыпать.


Мирослав Тодорович Дыхание света
(С сербского).

Смотрю на дерево, всё больше с ним роднясь.
Всё больше тяжесть, что несу.
Под деревом в тени пишу стихи,
и слово ночью засияет на плите,
пятном в тени от дерева.
Смотрю сквозь крону на осколки неба
и открываю божий кругозор для моего пера.
Словам известна тайна, как излиться песней,
а рифмы станут дыханьем света в будущей ночи.
Я вкладываю в песню
слова, молчащие на камне горизонта.


Ранко Йовович (1941) Плач
(С сербского)

Если я грешен,
грешен - как и земля,
как и зной, и плод,
как и брат,
как и головка лука,
как и конский язык,
как и плач ягнёнка,
как и людская клятва,
как и змея.

Если я грешен,
грешен - как и Библия,
как и Его Рождество.

Если я грешен,
грешен - как и огонь,
как и воздушный змей,
как и жучок,
как и преступник,
как и мой недруг,
как и мой друг,
грешен - как "Добрый день !"

Если я грешен,
грешен - как моя мать.

Примечание.
В сербском оригинале применено слово PRLJAV - грязен. Владимир Ягличич рекомендует заменить слово ГРЕШЕН в приведённом переводе словом ГРЯЗЕН - как
в сербском подлиннике.


Радомир Андрич (1944) Вышивальщица
(С сербского).

Действительность - не пяльцы.
Во сне замёрзли пальцы.
Уставшая, без дела,
она закоченела.

А сколько вечных пыток
очам от пёстрых ниток !
Её ресницы - в дрожи
и, если дремлет - тоже.

Лицо уж подурнело,
но снится ей, как смело
молодчик ледяной,

от страсти как хмельной,
её целует в губы.
Его знобит - ей любо !


Бранко В.Радичевич (1925-2001) Михольская* Радуница
(С сербского).

Мы в этот день стоим у жёлоба.
Стоим, а жёлоб плачет, как в тоске.
Подует ветер - зарыдают сосны.
Стою. Сосна моей тоскою плачет.

Долго будут светиться,
капая воском, свечи.
Затемно будут в светлице
щуриться детские очи.

Это - Михольская* Радуница.

А вечером в семье был ужин,
но мать не ест - то не сидится,
то третий стул для брата нужен,
то нам двоим еды добавить тщится.

Невидимым сидит меж нами брат,
на старом месте - смерти вопреки.
Он умер пару лет тому назад.
Мать режет для него всё новые куски.

Я вижу: у матери щёки бледны и худы,
и скорбные очи всё к небу вздымает недужно,
и сыплет в тарелку до самого верха еды -
брат старше, и есть ему больше и досыта нужно.

Примечание.
*Михольская Радуница - рассказывается о Радунице, отмечаемой в Михайлов день,
в октябре.


Борислав Хорват (1942-2001) Смерть
(С сербского).

Гостя, что ко мне спешит,
двери встретят резким скрипом,
дрожь пройдёт по старым липам,
вспыхнут угли, кровь вскипит.

Гость ко мне вошёл босой.
Схож с лихим ночным воякой,
узнан лишь цепной собакой.
Он с точёною косой.

Долго после дня прощанья,
над крестами мельтеша,
будет слушать причитанья
удивлённая душа.
Я ж не стану спать во мгле -
просто прах верну земле.


Милан М.Петрович (1902-1963) Раненая Сербия.
(С сербского).

Кто дал сигнал всем варварским колоннам,
топочущим по косовским пионам ?
Кто ослеплял детей в дни дьявольской поживы ?
Кто превратил в погосты наши нивы ?
Кто жёг и города и сёла ?
Кто рушил и распятия и школы ?
кто оскорбил реликвии в стране ?
кто нас подверг чудовищной резне ?

Но все вопросы наши - без ответа,
и эта ночь - лишь темень без рассвета.
Наш голос никнет и теряется в высотах,
хранящих прах отважных патриотов.
И небо слышит, как под сербскими горами
потоки крови разливаются морями.
Страна изранена, и в каждый океан
стекает кровь из жгучих сербских ран !


Зоран Пешич Сигма (1960) Баллада о молчаливом мечтателе
(С сербского)

Не оглянусь, какое б ни случилось
громыханье.
Давно привык к пейзажу,
текучих капель
с потолка снимаемой квартиры.
Привык к хмельному галдежу,
что здесь идёт часами.
Но и не скрою взора
с постоянным осужденьем.
Осмелюсь уклониться,
когда втемяшится кому-то, что он велик.
Дождусь, когда провалится.
Я не злонравен,
только ясно вижу,
устойчиво ли стал
велосипед, прислоненный к стене,
и как труба всю душу трубача,
бывало, выдаст городскому чёрту,
и как, потом,
одна пустая шкура
сдыхает под столом
кофейни.

Примечание.
Зоран Пешич Сигма - редактор в лтературном журнале "Градина". Живёт в городе
Ниш.


Стана Динич Скочаич (1951) Агрегатные состояния
(С сербского)

Всё было под снегом,
и небо оковано.

И мы
перешли
через озеро.

Там где-то в серёдке
с помощью дрели отец отворил
замкнутый мир,
раскроивши пилою
лёд.

Сел на свою
табуретку.

Мы долго
кормили рыбу,
чтоб нам поверила.

В кратере этом
кружился космос.

Возбуждённо
роился
голодный
и всё же живой
весь водяной народ.

Хап-хап
разевались губы.

"Ешьте, рыбки !" -
они глотали.

Глазные зрачки
окаймлённые
толстыми плёнками
глядели из озера
сквозь ледяное жерло.
Где б ещё мог быть
такой парад ?

Январь загнал меня в дрожь.

Но веришь ли ты,
веришь ли:
мёртвая эта вода
больше не замерзала.

Вот и сидишь ты,
отец,
на своей табуретке
посередине озера.

Примечание.
Стана Динич Скочаич - и поэтесса, и прозаик. Автор ряда книг, среди которых
"Влажни Цвил", "И поведи ме тамо", "Gladna tama", "Mrtvi smo ozbiljni". Она -
редактор в литературном журнале "Градина". Живёт в городе Ниш.

Метки:
Предыдущий: Вильям Шекспир, Сонет 100
Следующий: Сызмальства меня любят все деревья